У нас, как уже говорилось, нет ни малейших оснований считать, что февральское восстание в Тегеране было организовано и осуществлялось под руководством какого-либо единого центра. Духовенство в организации этого восстания участия вообще не принимало, оно оказалось для него довольно неожиданным. Партизаны не начинали восстания — они присоединились к нему, а затем выступили в его авангарде, но до того, всячески стараясь обострить положение в стране и вызвать восстание, тем не мепее не знали, что восстание начнется вечером 9 февраля.
Для хомафаров же был совершенно неожиданным такой широкий размах их выступлепия. Выше уже отмечалось, что поначалу хомафары были убеждены в том, что они только оборопяются, недаром многие сотпл авиаторов, участвуя в боевых действиях против гвардейцев, мазали лица сажей, дабы их никто не узнал,— онл не сомпевались, что им еще придется поплатиться за содеянное. Внимательное изучение деятельности «комитета имама», равно как и штабквартиры Мехди Базаргана, приводит к заключепию, что даже в те часы, когда духовенство решило оказать моральную поддержку повстапцам, оно отнюдь не осуществляло оперативного руководства их действиями.
Тем не менее повстанцы — хомафары, городские партизаны, вооруженный народ — действовали, как бы повинуясь указаниям невидимого дирижера. Это объяснялось общностью устремлений, настроепий, взглядов, которая вырабатывалась в течепне революционных месяцев. Разные слои населения, разные группы людей совершенно одинаково относились к ближайшей задаче — режим должен быть немедленно свергнут. Именно это воодушевляло трудящиеся массы. Военная подготовка и известный военный опыт, которым располагали хомафары и городские партизаны, довершили дело. Повстанцы действовали так, как будто они повиновались приказам из цептра, в действительности же единство их действий, удивительная слажениость их выступлений объяснялись тем великим чувством революционного братства, которое владело трудящимися Тегерана в те дни. Мы говорим здесь именно о трудящихся, ибо именно они совершили революцию.