Несомненно, шах Мохаммед Реза Пехлеви строил грандиозные планы, и с точки зрения развития капитализма, подъема производительных сил страны, преодоления старых производственных отношений эти планы, конечно, можно назвать прогрессивными. То обстоятельство, что они несли тяжелейшие страдания народным массам, само по себе не может помешать именовать их так — иначе пришлось бы, например, признать, что в 30—40х годах прошлого века в Англии, где быстрыми темпами развивался капитализм, не было никакого прогресса, ибо и там страдания масс народа были неимоверны. В обществах, разделенных на антагонистические классы, исторический процесс протекает так, что, несмотря на все тяжкие муки, претерпеваемые людьми, несмотря на устрашающую цену — чужие человеческие жизни,— которую организаторы прогресса платят Молоху, прогресс все же совершается, и новые формы хозяйствования, новые формы жизни утверждаются на костях миллионов погибших.
Можно было бы ожидать, что в этом смысле Иран не явится исключением. Власть шаха была очень крепка, он имел могучий и хорошо оплачиваемый репрессивный аппарат. За последние 25 лет правления Мохаммеда Реза Пехлеви национальный доход страны увеличился во много раз, хотя возросли пауперизм, общественное политическое неравенство, разрушились многие отрасли промышленности и сельского хозяйства, возросла зависимость от империализма. Прогресс побеждал повсюду — что могло помешать ему в Иране, если на его стороне была могущественная власть? Во многом такой взгляд на положение в Иране и обусловил практическое отсутствие за пределами страны предположений, что страна стоит на пороге революции, которая за несколько месяцев сметет шахский строй (разумеется, в свержевии режима решающую роль сыграло восстание в феврале 1979 г., но этого восстания, в свою очередь, не произошло бы, если бы революция за предшествующие месяцы не приобрела бы гигантский размах).