Что касается Бахтияра, то 10 февраля он последний раз выступил перед сенатом. Вообщето, заявил он, правительство признает критику, но сейчас его оппоненты «сами не знают, чего хотят» (Бахтияр продолжал твердить об «оппозиции», игнорируя тот факт, что на улицах революция уже достигла своей самой высшей формы). Бахтияр, как и прежде, уверял, что его «терпение и обходительность» проистекают не из слабости; если потребуется, правительство утвердит свою власть «любой ценой» (это говорилось в то время, когда правительство пыталось удер
жаться именно «любой ценой», но было уже ясно, что это ему не удавалось). Далее Бахтияр заявил: «Еще до того как аятолла Хомейни возвратился в Иран, я в откровенпых и ясных выражениях сказал, что буду называть ответственных за всю проливаемую кровь и за всю напряженность, ибо каждый должен отвечать за свои действия». Бахтияр катастрофически отставал от событий. Он говорил, что газеты пишут, будто казнены 150 хомафаров (газеты это писали за несколько дней до выступления Бахтияра). «Клянусь богом,— восклицал Бахтияр,— что ни один хомафар не был судим» (это говорилось в то время, когда, вопервых, в хомафаров стреляли и, вовторых, когда восстание, начатое хомафарами и всеми тегеранскими авиаторами, интенсивно развивалось). В заключение Бахтияр заявил: «Победит тот, кто продержится на полчаса дольше другого». На деле победа восстания — во второй половине дня 10 февраля — почти была предрешена.
С середины этого дня действия восставших уже приняли вполне планомерный, организованный характер. Главные их усилия направлены па захват полицейских комиссариатов, военных учреждений, складов оружия. Вот несколько примеров.