ОАЭ и Ближний Восток

Высказавшись, таким образом, за разделение духовной и светской власти, Бахтияр снова прибег к обычной своей аргументации: «Все, что хочет Хомейни, хочу и я. Осво­бождение политических заключенных и отъезд шаха без серьезных последствий — это сделал я. А судебное пресле­дование ответственных лиц, которое уже началось, а сво­бода печати? Чего он еще хочет? Никто не знает, что та­кое его исламская республика, и всякий, кто обратится к прежним текстам, вздрогнет от ужаса. Он не признает ни множественности политических группировок, ни демокра­тии». Хомейни, говорил Бахтияр, хочет, чтобы к власти пришло духовенство. «Все этим начинается, и все этим кончается».

Действительно ли Бахтияр страдал такой политиче­ской слепотой, что но замечал, что он уже ничего не мо­жет разрешить или не разрешить Хомейни? Действитель­но ли он собирался игнорировать назначение аятоллой но­вого правительства и провозглашение исламской респуб­лики? Если вспомнить о том, что Бахтияр пользовался поддержкой шахской гвардии и шахской армии — он имел

в своем распоряжении армию в 200 тыс. штыков, а такжо полицию и жандармерию, ежедневно встречался с началь­ником генерального штаба и с командующим сухопутны­ми войсками,— то его поведение уже не может показаться совершенно лишенным логики. Возможно, Бахтияр ис­кренне верил, что, опираясь па шахский аппарат подавле­ния, сумеет обеспечить мирный переход Ирана к буржуаз­ной демократии. Но если так, то все еще оставался откры­тым вопрос о цели и средствах такого перехода, который он столь часто ставил перед революционерами.

4 февраля вечером Бахтияр выступил по тегеранскому радио. Он говорил: «Я выступаю за установление в этой стране режима, который не был бы диктаторским шахским режимом». Он выразил сожаление, что аятолла Хомейни «не обратил внимания на мою аргументацию, письма и по­слания, которые я ему направил… Светлейший аятолла Хомейни не испытывает вражды лично ко мне. Он — про­тив династии Резашаха и Мохаммеда Реза. Это ко мне не имеет отношения». Премьерминистр также сказал: «Бели изза провокации, в силу эгоистических побуждений или неосведомленности или по какойнибудь другой причине произойдет, не дай бог, кровавая баня, тогда откроется возможность для военного переворота». Он самым резким образом осудил диктаторский режим, существовавший по­следние 25 лет в Иране, обещал отменить военное положе­ние в провинциях, но «в отношении Тегерана,—подчерк­нул Бахтияр,— сейчас ничего не могу сказать».