27 января радио и телевидение прервали свои обычные передачи. Было передано заявление премьерминистра о его готовности выехать в Париж для переговоров с аятоллой Хомейни. В этот же день генерал Карабаги заявил, что армия продолжает полностью поддерживать правительство и одобряет идею поездки Бахтияра в Париж. Деятели из окружения аятоллы в Париже заявили в тот день: аятолла, возможно, примет Бахтияра — при том, однако, непременном условии, что до встречи он уйдет в отставку с поста премьерминистра. Аятолла со всей ясностью дал понять: с отставкой Бахтияра в стране восстановится порядок, это была еще одна форма давления на премьермипистра в обстановке, когда волна демонстраций и массовых волнении в стране после кратковременного перерыва стала нарастать с каждым днем. 27 января распространилось известие, что аятолла Хомейни, возможно, возвратится в Тегеран уже 29го. Давлепие аятоллы Хомейни на Бахтияра все возрастало; при этом окружение имама давало попять, будто ему уже известно о согласии Бахтияра подать в отставку.
Именно в эти дни решалось, удастся ли духовенству во главе с аятоллой Хомейни путем давления из Парижа и, главное, мощного давления со стороны народа в самом Тегеране понудить Бахтияра уйти в отставку. Тогда дело могло обойтись без фронтального столкновения. (Нужно признать, что такая возможность действительно существовала и план аятоллы вовсе не был нереальным. Если бы, однако, его удалось осуществить и премьерминистром стал
деятель, назначенный аятоллой Хомейни,— ктолибо из его ближайшего окружения или, возможно, даже сам Бахтияр, то крах шахского режима не был бы столь бесповоротным, как это случилось в результате вооруженного восстания.)