Серьезные изменения в обстановке произошли уже в первые часы после отъезда шаха. Реакция народа на это событие не могла оставить безучастными военных, сохранявших верность покинувшему страну, но не отрекшемуся от престола шаху.
Первые грозные вести пришли 17 января из Ахваза, одного из центров нефтеперерабатывающей промышленности: там военные расстреляли мирную демонстрацию из пулеметов. Нет никаких оснований утверждать, что приказ об этом расстреле был отдан правительством. Но ведь судя по неоднократным заявлениям премьерминистра (и даже от 18 января), он полностью контролировал положение дел в армии и армия поддерживала его. (Бахтияр не мог говорить иначе, потому что теперь армия оставалась его единственной опорой, и он не мог этого не понимать.) И если этот контроль действительно осуществлялся, то вся ответственность за пролитую кровь, по чьему бы приказу ни стреляли солдаты, лежит на нем.
А революционное движение, несмотря на эйфорию, охватившую массы после отъезда шаха, приобретало все более наступательный характер, и армия — в той мере, в какой она все еще оставалась шахской,— не могла не выступить в защиту старого строя. Так возникла почва для новых жестоких столкновений между народом и армией, столкновений, которым предстояло завершиться поражением последней,— если принять во внимание, что наряду с прямой конфронтацией с массами в вооруженных силах происходил процесс разложения и дифференциации. Следующим этапом должен был стать переход на сторону народа целых воинских частей.