26 марта 1955 года Насер впервые провозгласил шесть принципов египетской революции: 1) устранение империалистического засилья; 2) ликвидация феодализма; 3) ликвидация «господства капитала над властью»; 4) утверждение социальной справедливости; 5) создание сильной национальной армии; 6) установление здоровой демократической жизни. Последний тезис, при всей его расплывчатости, все же подразумевал некую парламентскую форму правления. Однако после возвращения из Бандунга (где 18–24 апреля проходила конференция 29 государств стран Азии и Африки) Насер в одной из своих речей летом 1955 года уже упомянул о «социализме», но более отчетливо стал говорить о «социалистическом, кооперативном, демократическом обществе» начиная с 1956–1957 годов, и ключевые слова следующего десятилетия вошли в девиз Национального союза: «Свобода, единство, социализм!». Эта организация должна была объединять «все умеренные элементы общества» на основе классового сотрудничества, любви и братства.
Наконец, после ряда экспериментов, включая неудачный опыт объединения с Сирией (февраль 1958 – сентябрь 1961 года), в Египте 14 лет существовал однопартийный режим: единственной разрешенной и правящей политической организацией являлся созданный по инициативе «сверху», а именно по президентскому декрету от 6 ноября 1962 года, Арабский социалистический союз (АСС) – «социалистический авангард, который должен был определять внутреннюю и внешнюю политику страны и контролировать ее выполнение». В основу Арабского социалистического союза была положена идея альянса трудовых сил народа. Эта массовая организация, с точки зрения исследователей, имела черты как партии, так и широкого блока политических сил, поддерживающих революцию. Главным политическим документом режима становится «Хартия национальных действий», принятая в том же переломном 1962 году и провозгласившая курс на строительство социалистического общества. При этом была сделана попытка ввести во все выборные органы, включая руководство АСС и Национальное собрание, рабочих и крестьян путем установления для них 50-процентной квоты, однако без четкого определения, кто входит в эту категорию.
Таким образом, возобладала идея конструирования общества по заранее определенному архитектурному плану; однако на практике «параллельно с официальными политическими структурами и институтами, – как пишет А.М. Васильев о режиме Насера, – над ними или внутри них существовала традиционная для Египта система групповых и клановых связей и влияния, замыкавшаяся на президенте. Временами она была более действенной в смысле принятия политических решений, чем официальная».
Необходимо подчеркнуть, и это мнение высказывают многие египетские авторы, что не только и не столько симпатии Насера к советской модели, сколько его горечь по поводу несостоявшегося объединительного союза с Сирией, вызвала перенос акцентов в официальной идеологии: с радикального национализма на популистскую «социалистическую» доктрину, со всей вытекающей отсюда риторикой. Это же подтолкнуло президента на новые авантюры: изматывающую войну в Йемене, ужесточение антиизраильской пропаганды, создание в январе 1964 года генштаба Объединенных арабских сил под началом египетского генерала в ответ на планы Тель-Авива отвести воды реки Иордан и так далее.
Действительно, распад двуединого государства ОАР оказался первым серьезным ударом по авторитету Насера, который хотел бы сделать «Национальный союз» общеарабской суперпартией, на что, в свою очередь, претендовала Баас, выступавшая с момента ее основания (1947 год) за ликвидацию навязанных колонизаторами границ и слияние арабских стран в единое целое[34]. Конъюнктурный и непродуманный проект египетско-сирийской унии немедленно стал давать сбои. Лидеры сирийских баасистов остро реагировали на политику египтизации системы управления; выпущенные Насером в июле 1961 года «социалистические» декреты, подрывавшие позиции национального капитала в Египте, – по мере принятия аналогичных указов для Северного района ОАР, – вызвали в Дамаске очередной военный путч и установление здесь так называемого режима отделения.
Многие специалисты на Западе сочли Насера политическим банкротом, и в этой обстановке ему пришлось, – как отмечали в свое время И.П. Беляев и Е.М. Примаков, – открыто «заявить о существовании классовой борьбы», что он и сделал в ноябре 1961 года. В том же месяце началась новая волна принятия законов о наложении секвестра на собственность врагов революции, а затем – и две другие волны национализации.