Известно, что «политик, овладевший властью, становится заложником уплаченной цены», а поскольку главная цель политической борьбы есть достижение и удержание власти, то человек, которому предстоит использовать власть, обычно меняет поле политики, ищет: какие альянсы возможны, какие мотивации политической деятельности станут теперь наиболее убедительными. Перед властью как социальным институтом всегда стоит задача самосохранения и легитимации. Не станет открытием, если мы скажем, что легитимация власти в афро-азиатских, да и в других переходных обществах имеет свои особенности. И первая среди них – высокая степень персонификации власти на Востоке, ее воплощение в конкретном облике того или иного лидера, выживаемость которого определяется, по замечанию М.Х.Хейкала, «не полнотой выполнения предвыборной программы (что естественно на Западе), но мерой личного престижа, зависит от значимости его достижений».
Это явление можно объяснить двояко: как устойчивостью вековых традиций политической культуры, уходящей корнями в глубинные пласты прошлого, так и состоянием общества на стадии модернизации, когда залогом и концентрированным выражением идеи национального единства становится харизматическое обаяние лидера, присущее ему от природы или искусственно создаваемое официальной пропагандой. С течением времени и сообразно сложившейся обстановке на смену лидерам-знаменосцам первой волны приходят деятели другого типа, прагматики и консервативные стражи существующего порядка, а функции лидерства (как фактора обеспечения легитимности политического строя) меняются, скользя по оси: признание власти – подчинение без принуждения – оправдание принуждения.