ОАЭ и Ближний Восток

Как уже отмечалось, в 1991 году Египет приступил к реализации ориентированных на рынок экономических реформ, программа которых была согласована с Международным валютным фондом и предусматривала, с одной стороны, серию мероприятий по финансовой стабилизации, с другой – ликвидацию убыточных компаний и приватизацию предприятий госсектора. Именно эта вторая часть пакета реформ вызвала напряженную общественную реакцию и критику, исходящую не только от лагеря парламентской оппозиции, но и от управленческого аппарата. В свою очередь, и президентская власть поддерживала политическую неопределенность вокруг курса реформ, касавшихся госсектора. Соответствующие мероприятия в основном пришлись на 1996–1998годы – на момент, когда программа приватизации, отложенная на более поздний срок, получила, наконец, санкцию парламента, а в обновленном кабинете министров усилились позиции «либералов».

Одной из причин замедленного хода реформ, начатых по отдельным направлениям еще в 1987 году, многие наблюдатели называют инертность египетской бюрократии, ее явное или скрытое сопротивление процессам адаптации к рынку. Например, в конце восьмидесятых отмечали, что египетское правительство обросло сонмищем вспомогательных и межведомственных организаций с разветвлениями в госпредприятиях производственного характера. Подобные структуры приданы и президентской администрации. Среди них особым влиянием до сих пор обладает, как это ни странно выглядит, египетский «cтаткомитет», Central Agency for Mobilization and Statistics (CAPMAS), который с момента его создания в 1964 году и затем много лет подряд возглавлял бывший армейский генерал.
CAPMAS призван не только обеспечивать сбор информации, но и является центром принятия решений, тогда как Министерство планирования, образованное также в середине шестидесятых, традиционно играло второстепенную роль в правительстве. Не менее могущественным, чем CAPMAS, является Central Auditing Agency, которое осуществляет проверку деятельности предприятий госсектора и следит за всей хозяйственной деятельностью в государстве. Имеется и уникальный в своем роде институт Социалистического государственного прокурора (Socialist Public Prosecutor) с необозримыми контролирующими функциями, введенный при Садате и утвержденный постоянной конституцией 1971 года.

Вместе с тем есть основание говорить о том, что Хосни Мубарак упустил время для начала рыночных реформ: наиболее благоприятной в этом смысле была как раз первая половина восьмидесятых годов, когда новый президент пользовался доверием населения, когда динамика основных экономических показателей еще не вызывала тревоги, количество зарегистрированных трудовых конфликтов было минимальным, а волна выступлений экстремистских группировок временно пошла на убыль. Даже лояльные политики винят Мубарака в том, что, растратив целых десять лет на невнятные призывы к экономии ради отечества, к преодолению апатии и национальному пробуждению, он поставил вопрос о реформах и приватизации в разгар экономического и социального кризиса, к тому же отягощенного ростом исламистских настроений.

В развернутом виде идея макроэкономических реформ прозвучала в речи Хосни Мубарака по случаю Дня труда 1 мая 1990 года. Сам вопрос о дальнейшей судьбе госсектора был официально вынесен на всеобщее обсуждение еще в конце предыдущего года. Готовясь к новым парламентским выборам и одновременно проводя консультации с МВФ, президент предпочитал заручиться поддержкой общественности, или, во всяком случае, иметь возможность сослаться на ее мнение. В декабре 1990 года, когда выборы уже прошли, за пять месяцев до подписания соглашений с МВФ президентская администрация объявила о «Программе 1000 дней» по экономической либерализации. Тем самым реформе, предусматривавшей столь непопулярное решение, как отмену системы государственных субсидий, придавался внешне самостоятельный, «египетский» характер. Это было сделано для того, чтобы избежать критики со стороны антизападников в управленческих и деловых кругах и опасности более широкого недовольства. Ведь в памяти были еще свежи грозные волнения, вспыхнувшие в феврале 1986 года с участием служителей правопорядка («бунт полицейских») в ответ на решение тогдашнего премьер-министра Али Лютфи прибегнуть к мерам жесткой экономии; не забылись и январские события 1977 года, вызванные подобными действиями правительства Садата, попытавшегося – именно с подсказки МВФ – отменить твердые цены на «народную лепешку» и другие ходовые товары.

С мощными социальными ограничителями реформ, равно как и с настроениями политической оппозиции и в первую очередь – «исламского альянса» египетскому руководству придется считаться на протяжении всех пореформенных лет и особенно на затянувшейся стадии перехода от чисто монетаристских мероприятий к приватизации госсектора.