Итак, если иметь в виду ее противников, то это была антишахская и антиимпериалистическая революция. Если же обратить внимание на могучий социальный заряд, содержавшийся в ней, и особенно в требованиях и деятельности организаций рабочего класса, и нашедший выражение в требовании «справедливого общественного строя», то это было одно из тех революционных движений, направленных на социальное преобразование, которые и в прошлом часто возникали как реакция на бурный и убийственный капиталистический прогресс, но не одерживали даже политической победы (например, народное движение в Англии периода чартизма, носившее антикапиталистический характер). Тогда лучше всего будет назвать ее народной революцией, социальные устремления которой остались нереализованными, хотя тяга к «справедливому общественному строю» была, конечно, выражением антикапиталистического порыва трудящихся. Если же иметь в виду политическое руководство революцией, ее идеологию, набор ее лозунгов, ее организаторов, ее вождей, то есть все основания назвать эту революцию исламской.
Подлинным хозяином положения после победы восстания в Тегеране и нескольких других городах Ирана стал «комитет Хомейни» — аппарат имама, его помощники, группа наиболее близких к нему религиозных деятелей. Этот комитет — его состав никогда не был с точностью известен — представлял взгляды, политику и интересы того социальнополитического слоя, который выступал в качестве гегемона революции,— иранского духовенства, причем наиболее радикальные деятели (в частности, аятолла Талегапи) явно стояли в стороне от комитета, хотя, быть может, формально и входили в него. Что касается правительства Базаргана, то имам Хомейни вместе со своим окружением рассматривал его как исполнительный орган при комитете, а также как группу опытных технократов, но не ждал от этого правительства никаких сахмостоятельных политических решений.
На наш взгляд, пет никаких оснований считать, будто поразительная сплоченность иранского народа в антитахской и антиимпериалистической борьбе во время революции объяснялась неразвитостью классовых противоречий в этой стране. Такое положение дел свойственно ранним антиимпериалистическим движениям XX в., но отнюдь не иранской революции. Мысль о неразвитости классовых противоречий в Иране может возникнуть, поскольку антиимпериалистическое и антишахское движение было исключительно слитным. Выше говорилось о позициях многих рабочих организаций, и они свидетельствуют о том, что классовые устремления иранских рабочих были значительно более широкими и глубокими, чем цели исламской революции. Но тем не менее они самым последовательным образом участвовали в этой революции, рассматривая ее, как показали дальнейшие события, без достаточных к тому оснований, в качестве начальной ступени движения, которое должно было развиться дальше.
Бывают такие ситуации, когда вся основная масса народа, уже разделенного на классы, вся основная масса общества, уже далеко зашедшего в своей классовой дифференциации, выступает совместпо, выступает как бы слитно, выступает в едином порыве. Это происходит, как правило, во время движений, направленных против наиболее одиозных, внушающих всеобщий гнев и ненависть режимов, происходит в обстоятельствах, когда большие массы народа в исторически короткий срок приходят к выводу, что такой режим не имеет права на существование и что его не только должно, но и можно свергнуть. В этом смысле исключительно важную объединяющую роль сыграло одно из наиболее отвратительных преступлений режима — поджог кинотеатра «Рекс» в Абадане (август 1978 г.), акт массового убийства, который режим пытался приписать мусульманскому духовенству и авторство которого было понято миллионами людей в течение буквально нескольких дней.